fb ok ok instagram twitter youtube

Просмотров с 11 февраля 2012: 8662

А. Тульчинский

Если не работает видео, нажмите на ссылку »

Тульчинский Альфред (Нью-Йорк) - доктор философии, писатель, публицист, издатель журнала "Калейдоскоп"

Интервью телеканалу "НТВ" (Нью-Йорк, 2009 г.)

 

* * *

Корреспондент:

- Я так понимаю,  что ваша история будет отличаться  от всех, которые нам рассказывали.

А. Тульчинский:

- Абсолютно!  Ну, во-первых можно назваться?  Потому что…

Корреспондент:

- Нет, это  я запишу потом отдельно  совершенно.

А. Тульчинский:

- Я понял, я понял… Прошу прощения…

Корреспондент:

- Так что не обязательно. Вы пришли на встречу к Анатолию  Михайловичу, или вы с ним  познакомились как-то по-другому?

А. Тульчинский:

- Нет-нет-нет,  расскажу. Наше знакомство с Анатолием  Михайловичем было совершенно  уникальное, потому что был 1989 год. Еще не кончилась жуткая холодная война, когда между Америкой и Советским Союзом  были очень сложные отношения  и оттуда… Это вот сегодня каждый  день приезжают актеры, гастролеры  и т.д.. А тогда - это была колоссальная  редкость, когда людей пускали  сюда из Советского Союза. Я, конечно, слышал о Кашпировском, но я не мог себе представить, что это за явление, потому что, действительно, тогда не было интернета, это была совершенно другая жизнь, никаких русских телевидений, ни радио - ничего не было.

У нас был один продюсер… Я не буду сейчас говорить, какими методами он добивался разрешения привезти сюда каких-то удивительных людей, привоза людей. И он мне позвонил в один день, это был конец 1989-го года. Он говорит: «Через месяц должен приехать Кашпировский». А у меня с ним был такой договор. В Америке было, в Нью-Йорке было два серьезных издания, которые читали все – ежедневная газета «Русское слово» и мой журнал «Калейдоскоп». Но с этим продюсером, его звали Виктор Шульман, у меня были такие отношения, что все интервью я брал первый. Когда кто-то приезжал из очень известных людей, я имел право первого знакомства. И он мне, значит, как пообещал, позвонил и говорит: «Вот, приехал Анатолий Михайлович Кашпировский».

Мы с ним повидались сначала у Шульмана, он приехал… Вообще-то для него это был, конечно, шок, совершенно другая планета, это не другая страна, эта была другая планета. Он приехал с семьей. Я познакомился, значит, и с сыном Сережей, и с женой. И, короче говоря, у него было очень много сложного. Во-первых, безумное несоответствие, внутренний небольшой стресс, потому что новая планета. Колосальная слава там -непонятно, что будет здесь.  И вот, в этой ситуации я проводил массу времени с ним. И я, так сказать, старался настроить его на то, что здесь будет не менее замечательно. Я в своем журнале напечатал несколько очерков, чтобы подготовить людей. Я выступал на радио. Оно было скромное, маленькое, но это было радио, это была какая-то возможность попасть к людям.

И я объяснял уже тогда… Уже тогда появились  вот эти экстрасенсы, и я страшно  боялся, чтоб его не перепутали. Его - выдающегося врача, не перепутали с  этими людьми с электрическими руками, как их называли в рекламе. Было это… У меня была очень тяжелая задача, понимаете, и я, видимо, все таки, все-таки как-то сумел это сделать, потому что  буквально… Да, успех у него был оглушительный, и я, неважно, какую роль я в этом сыграл, но люди в Америке, в Нью-Йорке, это уже все в Нью-Йорке, это было начало 90-го года, февраль 90-го года, когда в Бруклинском колледже собирались на сеансы до 5-6 тысяч людей. Это для Нью-Йорка 5-6 тысяч на одном выступлении.

Корреспондент:

- А кто эти люди?

А. Тульчинский:

- Это люди из Советского Союза, эмигранты, только эмигранты. Конечно американцы на такие мероприятия… это другой мир, все отдельно. Это наши эмигранты. Повторяю, если было два выступления, потому что потребность в нем, потребность в человеке, который может дать надежду на то, что человеку может быть лучше… Никто не вникал, просто слышали  и знали, что есть человек, который может дать надежду, что может сделать так, что в человеке пойдет какой-то обратный процесс от плохого к лучшему. Вот, иногда, по 10 тысяч человек в день бывали на двух сеансах.

И вот представьте  себе, мы с ним общались регулярно, но для меня было шоком, когда вдруг мне вечером, на третий день выступлений Кашпировского в Нью-Йорке, самые первые выступления, мне позвонили мои читатели в редакцию и говорят:

« Вы сегодня  не были на утреннем сеансе?»

Я говорю: «Нет, не был, я просто занят был».

Они говорят: «А вы знаете, что Кашпировский сказал со сцены? Он сказал буквально такие слова…» Они у меня записаны, конечно, там, все это было заснято и т.д. И он сказал такие слова, что в Советском Союзе очень многие писатели предлагали ему написать о нем книгу, книгу о его жизни. Он говорит, что: «Я интуитивно чувствовал, что я еще встречу человека, который написал бы обо мне так, как мне было бы понятно и приятно. И я вам должен сказать, что этим человеком является вот издатель и известный журналист Альфред Тульчинский». Для меня это было страшно и приятно, и неожиданно, он мне не сказал ни одного слова, вот. И мы немедленно взялись за эту идею, и книга вышла через полгода. Книга называлась «На крыльях тайны». Вот сегодня вечером было несколько слов сказано Анатолием Михайловичем по поводу тайны. Тайна – это для людей тайна, для него никакой тайны нет, потому, что для него любой человек открыт, Но - «На крыльях тайны» - потому что имя его было тогда… Слушайте, это было 19 лет назад! Имя его было очень известно. Он уже что-то здесь сделал с людьми такое, что вокруг этого шло колоссальное человеческое и, я скажу, человечное движение. Вот так мы познакомились.

Потом  много делали книгу. Мы ее  выпустили, за эту книгу мне  никогда не будет не только  стыдно, но я всегда буду гордиться,  что я написал ее именно  с человеческой точки зрения. Потому что до этого и в  СССР писали, и здесь пытались писать, и документы были уже, как-то было широко известно о результатах медицинских. Я же хотел все это сделать с человеческой точки зрения. А теперь представьте себе  жизнь Кашпировского вот в этот промежуток 19-ти лет. Это адский труд с одной стороны. То есть, он был вот как Атлант, который держал на себе, или не держал, а пытался нести, - он никогда не останавливался, - он пытался нести такую колоссальную  ношу, причем ноша эта была – ответственность за желание свое помочь огромному количеству людей. И при этом у него были колоссальные трудности, он один боролся со всем светом. Ему нужна была поддержка, были сложные проблемы с семьей, с переездом детей. Это все было очень тяжело, все на одних плечах! Поэтому вот этот фактор человеческий, когда он делал свою работу, продолжая находиться, с одной стороны, в стрессе, но в таком, что никто со стороны не мог увидеть этот стресс, понимаете – вот колоссальная заслуга, колоссальная сила воли человека, который, несмотря на свои любые сложности… Масса ведь была проблем, когда начались, например, разговоры о том, что Кашпировского хотят пригласить в Москву, в ЛДПР, и в Государственную Думу. Это у меня дома мы сидели, составляли письма,  общались с этими людьми из партии, вместе, вдвоем. И, я думаю, что мы правильно дело сделали, очень правильно, и правильно решили, и правильно Кашпировский попал в Думу. Но,  к сожалению большому, вот тогда уже началось то, что потом мешало и продолжает мешать все время.

Появились анти-кашпировские движения. Ему не дали, не дали развить себя на этом политическом поприще. А ведь это человек уникальный с точки зрения широты его видения, широты его возможностей, потому что его эрудиция настолько высока, его познания, его память настолько феноменальна, что он, пользуясь законами логики, законами точного понимания вообще того, что происходит с нами, с ним, с миром, он мог бы быть там очень-очень полезным.

И я считаю, это ужасный, ужасный минус для Москвы, что они не сумели понять, насколько важным и сильным он мог бы быть на том поприще. Но это Кашпировский, понимаете, это человек безграничный. Хорошо, закончилась политика, так сказать, он сказал: «Все, я туда больше не ходок, потому, что если мне не дали сразу сделать то, что я могу, то пусть они занимаются сами». Это было очень честно, очень правильно. И вот я убежден в том, что он, родившись в очень простом таком, я даже не побоюсь слова, крестьянском мире… Крестьянин – это самое лучшее слово, наверное, это чисто земное такое, это человек, который не витает в облаках, человек земли. Он родился в таком месте, он вырастал в таком месте, он был скромный, ничего не знающий ни о звездах, - я имею ввиду, звездах-знаменитостях, ничего. Он жил в своем внутреннем мире. И, представьте себе, - юный студент, который тогда, окруженный своими коллегами,  простыми такими же, как он… Слушайте, это Винница, это Украина, это периферия Украины! И как всегда гениально бывало на Руси, - и на Украине, и на Руси – где угодно, когда именно вот на периферии вдруг появлялся совершенно немыслимый человек с невероятными потенциальными какими-то замахами, и он, - как можно было тогда, - я представляю себе (мы ровесники), представляю себе это время, когда он, студент, только вышедший из мединститута, только начавший работать, он тогда понял величину своих возможностей. Потому что это амбиции, это то, что давало ему возможность, так сказать, (по-американски есть такое выражение - «guts»)  - вот то, что дает спортсмену силу. Он был спортсмен, это помогало. Он был не просто спортсмен - во всем, что он делал, он должен был дойти до максимума. Поднимал штангу – значит, стал мастером спорта.  Стал мастером спорта, врач – в конце концов он стал врачом сборной СССР  по штанге, понимаете. И вот это, кажется, что он дергается туда, сюда? Это неправильно, он никогда не дергался, он всегда был один стержень, на который он накручивал то явление жизни, которое ему в этот момент казалось более важным, более правильным.  И вот эти сложности… И, представьте себе, прошли годы, сейчас у него положение тоже очень сложное. Он человек очень целеустремленный. А самое главное, у него есть одна самая страшная проблема, мы с ним в этом смысле одинаковые – у него врожденное, колоссальное чувство справедливости. Вот должна быть справедливость! И мы с ним работали над этим, мы много говорим об этом, что есть вещи мельницы, которые невозможно победить, к сожалению, наш мир сегодня так устроен.  Но, тем не менее, успокоиться он все равно не может. Он считает, что все должно дойти до уровня справедливости. Дай Бог, чтобы я ошибался, и чтобы оно дошло до этого уровня справедливости, потому, что он имеет огромный потенциал. Никакой возраст, это все чепуха… Юбилеи мы отпраздновали неделю тому назад, все это чепуха, возраст никакой роли не играет. Он настолько сильный, настолько далеко глядящий  человек, что может еще много-много лет давать людям то - вы сегодня видели. Я  думаю, в первый раз вы видели, да, сегодня? Не первый раз вот такое выступление? Короче говоря, каждый раз,  когда вы приходите, вы видите разные ипостаси одного и того же процесса, когда люди…

Корреспондент:

- А скажите  мне пожалуйста, простите, что я  вас перебиваю, а как вы в  себе побороли журналистский скептицизм? Вот вы видите первый раз человека, о котором в Союзе гремит слава, он известен, он творит такое, что невозможно понять, объяснить, то есть нам, простым людям, да? И вдруг он приезжает, и вы берете интервью. Вы ведь журналист! Наверняка хотелось доковыряться до чего-то, понять и рассказать потом другим?

А. Тульчинский:

-  Объясняю. Дело  в том, что я в журналистике…  Я никогда, вот, что меня  сблизило с ним, я никогда  не шел тривиальными, традиционными  путями. Я понимал, что он был,  когда я его первый раз увидел, он был вот таким, как иногда  на фотографиях бывает, очень  суровый, сдержанный.  И я это  понимаю, эта защитная такая реакция, защитная – попал в новый мир, пришел Альфред Тульчинский. Что Альфред Тульчинский? Ну Шульман сказал ему. Но мне надо было показать ему, что меня интересует в нем самое главное - человеческое. И когда я начал показывать это, никакого скептицизма у меня не было. Мне было страшно важно понять, что это за человек. Потому, что у человека может быть сколько угодно талантов, много. Есть писатели талантливые, но для меня талант писателя, талант художника, талант танцора или певца – это талант №15. Если нет первого таланта, таланта Человека с большой буквы, или даже со всех больших букв, мне этот человек не очень интересен. И я подходил к нему, когда мы познакомились, именно с пониманием того, что человеческий материал в нем колоссально интересный. А остальное все уже нагромождается на этот материал. Вот как пошло все. Поэтому у меня никакого скептицизма не было никогда. Я просто… У меня интуиция профессиональная, слишком большой опыт. Я сразу понял, что это – ЧЕ-ЛО-ВЕК! Понимаете? А его слава, его медицинские колоссальные успехи! Что значит колоссальные? Прыгун один раз в жизни прыгнул на три метра в выоту – и все, он в веках, в истории!

То, что сделал Кашпировский, несколько шагов, то, что он сделал – это то, что никто в истории не сделал, никто это не повторит, потому, что уже первое сделано. Поэтому я с колоссальным уважением отнесся к этому ко всему, и писал. Я никогда не писал о нем просто с восторгом, мне такое не интересно.  Мой восторг в отношении Кашпировского всегда был основан на его человеческих качествах. И вот, я начал говорить о том, что как сегодня ему живется. Живется же очень сложно, потому что хочется на сайте на своем показать правду, или попытаться показать людям правду того, что вокруг него происходило, что происходит, чтобы люди поняли сами. Что мне нравится в Анатолие Михайловиче – что он никогда не давит со своим мнением. Он всегда дает возможность показать факты, а если ты умный, ты поймешь. Если ты дурак – ты все равно ничего не поймешь. Поэтому вот сейчас он занят этой идеей. Это не связано просто с тем, чтобы отговориться от всяких нелепых статей, нелепых осуждений, нет. У него задача одна – вот эта необходимость добиться справедливости. И я думаю, что  …

Корреспондент:

- Справедливости  в чем?

А. Тульчинский:

- Справедливости  в том, что его имя не может  быть в таком негативе, что  его имя надо воспринимать  только на уровне тех результатов,  которые он показывает. А результаты такие, каких никогда, ни у кого, в медицине, в реальной медицине никогда этого не было Дальше - он же, как явление, Кашпировский… Слушайте, любое явление (сегодня, кстати, он эту фразу сказал), что если есть плюс – ищите минус, все в каком-то балансе. Поэтому, когда он взлетел, как комета, повторяю, над землей со своими этими немыслимыми результатами, сразу же появились… за ним пошла пена, появились тысячи людей, которые подумали: «Слушайте, ну если он может, почему мы не можем стать знаменитыми, известными и так далее?» Тысячи людей, которые в разных вариантах выступали – экстрасенсы, целители, знахари, кто хотите! Появились системы, теории.. Зайдите в медицинский магазин – вы увидите десятки метров полок с книгами, а число больных только увеличивается! Короче говоря, эти люди не могли его воспринимать позитивно. Никто из них никогда не сказал, что Кашпировский был флагом, за которым пошли они потом, своими путями. Но он никогда, никогда, никому не завидовал, никогда ни на кого не оглядывался. Он шел, и идет, и продолжает идти только своей дорогой. Он никуда не уходит в сторону. Своя дорога, своя теория и своя практика помощи людям. Никто же из людей, вот эти журналисты, которые пишут, никто же не пытается узнать – а в чем же заключается секрет? Секрет очень простой, он постоянно об этом говорит, люди пропускают это.  Потому что секрет в подборе ключа определенного, в этом секрет! Вот книгу я назвал: «На крыльях тайны» - вот в этом секрет. Он находит ключ - ключ, который идет в потоке речи, который заставляет организм перестраиваться. Я сейчас не буду говорить о деталях. Люди по-разному…

Корреспондент:

- Ну, хотя бы  вы поняли, я уже рада. Потому что я это не могу понять. Вы поняли, я вам готова за  это руку пожать.

А. Тульчинский:

- И не пытайтесь  понять, не нужно. Понимаете, гениальность  этого изобретения (а это настоящее  изобретение научное) в том,  что вам не нужно понимать, этот ключ работает без понимания  того. Ключ, который открывает   квартиру, и этому ключу все  равно, что думает собачка,  которая там сидит в этой  квартире, понимаете? Вот это гениальное  изобретение.

Я сейчас чуть уйду в сторону, но скажу. Думаю, вам это  очень важно будет. Я считаю, что изобретение Кашпировского аналогично изобретению 2-х великих разведок мира.  Вы знаете, что такое 25-й кадр? Знаете, конечно, вы не можете не знать. Я уверен, что он, будучи молодым студентом, не имея понятия о 25-м кадре (кстати, об этом стало известно только сейчас), это ЦРУ и КГБ, имеющие колоссальные научные центры, придумали эту систему влияния на массу людей через 25-й кадр, который включается.  Я уверен, сегодня и в нашем телевидении в Америке, и везде это делается, иначе бы реклама не работала!  Есть 25-й кадр. Он не знал, будучи юным, он знал много, но про это он не знал. И он сделал это изобретение в этом же ключе (ключ – это, что он придумал), в этом же пласте жизни. Он сделал свое изобретение, не зная о том, что эти гигантские две державы (а КГБ и ЦРУ – это настоящие державы), понимаете, вот в этом заслуга этого скромного человека.

Корреспондент:

- А второе  изобретение?

А. Тульчинский:

- Не изобретение,  а второе достижение – это,  ну, ключ – это главное. А  телевизионный сеанс с мостом  Киев-Тбилиси! Понимаете, люди  могут говорить все, что угодно, никто в мире ничего подобного  не сделал! Никто не может поставить  под сомнение это. Под сомнение  ставят только дураки, которые не понимают вообще, что это правда. Что серьезные академики, серьезные профессора, которые были вокруг, говорят, что мы ничего подобного не могли представить себе, люди, прожившие в медицине 40-50 лет, и так далее. И этот молодой человек, совсем молодой человек тогда, сделал нечто невозможное. Вот, что самое главное. Поэтому, я уверен, что фильм который вы делаете, невероятно важен, потому что вы, телевидение, управляете сегодня миром. Не верьте никому, кто говорит, что управляет правительством. Управляет телевидение только, и радио, а газеты уже гораздо меньше. Поэтому то, что вы делаете, это невероятно ответственно. То, что вы делаете, это страшно важно. Но это такой же, это как бомба, понимаете, зависит от того, как вы с этим будете обращаться – взорветесь сами, или взорвете кого-то. Поэтому то, что Вы делаете, может превратиться в потрясающе сильное оружие в поддержку того, что сделал Кашпировский, того, что он делает, и то, что он будет делать. Поэтому я бы очень, от всей души желаю Вам успеха именно в вашем добром намерении. Потому, что сегодня это доброе намерение в создании фильмов ли, книг ли чего-то – это большая редкость. Сегодня ищут такое, чтобы зрителя затащить к экрану, и показать ему что-то невероятное.

Корреспондент:

- Ну, я думаю,  что мы не столкнемся с такой  проблемой, просто с фамилией  Кашпировский зрители уже знакомы.

А. Тульчинский:

- Это правильно,  но тут важен еще и ваш  подход. А теперь самое главное.  Значит, насчет  того, что он не  останавливается.

Мы откроем  Вам маленький секрет. Мы решили, что нужно сделать обязательно уникальную книгу. Уникальную книгу именно сегодня, когда для него уже нет вопроса, что на одной стороне океана, что на другой. Он очень хорошо понимает, потому что люди, которые жили только в Советском Союзе, и не жили здесь, они не могут сравнить. Он прекрасно это понимает, и мы решили сделать книгу, и мы ее, думаю, сделаем? Книгу, где подведется итог всему. Причем, я придумал новый литературный жанр, еще в мире такого не было: книга-музей. Представьте себе физически нет музея Кашпировского, хотя было бы здорово, если бы он был. Но в книге - она будет вот такой - там будет невероятное количество иллюстраций, связанных со всеми деталями его жизни! И человек, который живет в Калуге, или в Лос-Анджелесе, или в Берлине, взяв в руки эту книгу, попадает как бы в музей Кашпировского, где очень интересные разговоры, то есть там будут только документы: наши разговоры, документальные записи, документальные кадры, документальные фотографии вещей, которые связаны с ним – вот такая будет книга, понимаете? И эта книга только для людей, которым нужно знать правду, которым важно знать что-то о человеке, о котором они много слышали, но, наконец, они могут просто в нем разобраться. Вот такая у нас тоже есть идея.

Корреспондент:

- Анатолий Михайлович  сказал, что у Вас очень много  фотографий есть.

А. Тульчинский:

- Сотни!

Корреспондент:

- А Вы что-то  с собой взяли, нет?

А. Тульчинский:

- Нет. Ну если  бы Вы предупредили…

Корреспондент:

- Понятно…

А. Тульчинский:

- Их у  меня тысячи их, понимаете, и видеоматериалов! У него такого архива нет, как у меня. Просто я это все сберегаю, и я когда-то думал, что мы когда-нибудь придем к тому, чтобы сделать эту уникальную книгу. И я думаю, что мы ее сделаем.

Корреспондент:

- Ну правильно,  если у Вас так много материалов. Скажите, а Вы давали какой-нибудь совет? Вот, Вы только встретили человека, который перелетел через океан, а Вы уже здесь, наверное, как рыба в воде. Какой-нибудь совет вы дали?

А. Тульчинский:

- Когда, еще  тогда, в начале? Дело в том,  что я очень бережно, вот  я как врач с пациентом общался.  Нельзя давать человеку, это как  кесонная болезнь, человек, который сюда попал, он же очень жадный до встреч, до людей, понимаете? Ни в коем случае нельзя давать никаких советов. Тем более, что это же еще был Кашпировский!

Корреспондент:

- Нет, ну, я  имею ввиду бытовые какие-то?

А. Тульчинский:

- Мы только  об этом и говорим. Поэтому  и все это делалось для того, чтобы он совершал поменьше  ошибок. Что такое наша жизнь,  правильно? Это желание совершить меньше ошибок. То, что я мог сделать, я думаю, что я сделал, то, что я не мог сделать, я не сделал. Поэтому жизнь его была очень сложная! Притом, что вечно в дороге, притом, что нет чувства дома, как я это понимаю. Понимаете, страшно важно иметь тыл. А он все время в бою, все время в борьбе за жизнь, за настроение, за здоровье, понимаете? А когда человек воюет, не имея тыла серьезного, это очень сложно. Но он и это выдерживает, понимаете? Так что, притом, что он тоже живой человек! Он живой человек, он имеет свою жизнь, у него свои мысли, свои представления, свои привязанности. Рядом дочь. Но здесь тоже непростая жизнь, но самое главное, он никогда, при любых своих обстоятельствах, от того, чему посвящена вся жизнь, он никогда не отступит ни на один шаг.

Корреспондент:

-Спасибо большое!

На крыльях тайн