(У микрофона мужчина с большими темными усами. Скромно одет. Судя по внешнему виду это цыган.)
Мужчина:
- Я из Пятигорска.
Кашпировский:
- Это Вы были так настойчивы вчера у дверей моего дома?
Мужчина:
- Да.
Кашпировский:
- Вы в этом спарринге победили, и я дал добро на Ваш приезд в Москву. Меня очаровали Ваши усы и преданность жене. Она присутствует здесь?
Мужчина:
- Она стоит на улице... Она мать—героиня, но ее не пустили.
Кашпировский:
- Надо сделать так, чтобы ее пустили. А пока послушаем Вас.
Мужчина:
- Я живу в Пятигорске, Ставропольский край. Мне сделали операцию, так как у меня были полипы в желудке. Болел желудок. Уже на третьем сеансе боли прекратились. Было высокое давление — 240, 250. Голова, как чугунная… Мне врачи делали уколы в вену, но они приносили только кратковременное облегчение. Теперь болей не чувствую ни в голове, ни в животе.
Кашпировский:
- Мне хотелось бы, чтобы Вы проверили свой кишечник. Я уверен, что полипов там не окажется, так как есть масса свидетельств того, что проходят полипы. А Ваша супруга как? Сколько у Вас детей?
Мужчина:
- Одиннадцать детей.
Кашпировский:
- Я думаю, что одиннадцать — это не круглая цифра. Нужно, по крайней мере — двенадцать.
( Аплодисменты . Помощники спрашивают у мужчины как звать его жену, чтобы пригласить ее в зал).
Вы, наверное, что-то цыганское применили, и я Вас принял. Это шутка, конечно! Я очень рад, что Вы теперь хорошо себя чувствуете, и уверен, что эту радость разделяют многие, даже те, кому не нравится телепсихотерапия.
Вот, наконец, наша мать-героиня пришла. Теперь мы узнаем о ее перспективных планах, думает ли она еще больше быть героиней...
(К микрофону подходит женщина. Она снимает с головы темный платок и одевает светлый, в знак особого уважения к Анатолию Михайловичу. Говорит очень эмоционально, искренне.)
Выступающая:
- Здравствуйте, Анатолий Михайлович. Спасибо Вам за то, что Вы вылечили моего мужа и меня. У меня было давление 220, 230. Были синяки на ногах. Благодарю Вас!
Кашпировский:
— А сейчас мы приступим к окончанию нашей встречи.
(Включается плавная, успокаивающая приятная музыка и на чистом, небесно-голубом фоне экрана крупным планом возникает лицо Анатолия Михайловича Кашпировского. Несколько секунд Анатолий Кашпировский молчит. В зале тишина. Но вот звучит музыка. Лицо Кашпировского спокойно. Внимательные глаза медленно пробегают по залу: вдруг становятся как бы неподвижными, и кажется, что взгляд его проходит сквозь людей, сквозь пространство… Голос звучит сдержанно, мягко, уверенно. Интонация почти не меняется или меняется почти незаметно; акцентируются лишь некоторые моменты. Отдельные слова получают больший нажим, ударение… Чувствуется, что человек, говорящий в микрофон, владеет словом. Улавливая настроение людей, предугадывает их поведение, направляя его в нужное русло, обволакивает сознание мыслью, вкладывая в подсознание нужное руководство, «установку», — это слово он впервые употребил в таком контексте, и оно даже вошло в сборник крылатых выражений, — восстанавливая утраченные физические и духовные силы.
— Пока побудьте немножко с открытыми глазами. Сориентируйтесь в той обстановке, в которой вы находитесь. Около вас не должно быть острых предметов. Вы должны быть далеко от огня. Вы должны быть в устойчивом положении. Вы должны иметь точку опоры. Если вы больны каким-то опасным заболеванием, типа эпилепсии, — не участвуйте в наших передачах, а просто выключите телевизор. Предупреждаю, если те, кто сейчас участвует в наших сеансах, будут вести себя таким образом, что у них немножко будет пошатываться голова, подниматься руки — это возникает непроизвольно. Это не то, что я сам вас заставляю... Просто освобождается нечто в организме, и человек непроизвольно совершает такие движения. Не относитесь к этому с опаской. Когда наш сеанс закончится, закончатся эти движения, и страшного в этом абсолютно ничего нет. Вполне естественное и нормальное явление.
Среди вас есть такие, кто не сможет долго смотреть вот так прямо в глаза — у них глаза закроются. Просто знайте, что я это знаю и знаю такую вещь: есть такие люди, которые до конца так и не смогут закрыть глаза. Даже, если я об этом попрошу. Вот, например, я сейчас говорю: «Закройте глаза», а ведь не все закрыли. Но лучше глаза закрывать и периодически открывать... Впрочем, при телевизионном воздействии можно вести себя как угодно, как угодно можно реагировать.
Есть несколько групп людей, которые реагируют своеобразно. Большинство нормальных людей сейчас с закрытыми глазами, в обычном положении, чуть-чуть в полурастворенном состоянии. Все понимают, все слышат... Присматриваются к себе... Ощущают, как в организме восстанавливается спокойствие, благодать своеобразная. Многие испытывают наслаждение, потому что возбудились различные гормоны.
Есть люди, которые пришли в непроизвольное движение. Вот сейчас, во время нашей передачи, я незаметно все-таки дал такую установку . Никто и не слышал, чтобы здесь у нас были бы какие-то резкие движения. Так оно и происходит. Некоторые здесь присутствуют второй, третий, четвертый раз... Смотрят передачу, участвуют в ней и знают, какие здесь бывают бурные реакции. А вот сейчас она спокойная, и такая же спокойная у тех, кто сейчас у экранов телевизоров.
Не ищите последовательности в моих словах, потому что я внушаю вам не словами, нет… Я внушаю всем арсеналом того, что способен воспринять ваш глаз и ваше ухо. Не задавайтесь никакой целью. Не посматривайте на ваши раны. Не поглаживайте ваши рубцы. Не ставьте себе каких-то сверхзадач и думайте о том, о чем думается. Вопреки всем тем, кто будет придираться к моим словам в силу своего невежества и неопытности. Мои приемы верны. В вас не должно быть никакой борьбы в момент лечения.
Я не отвлекаю вас от Карабаха, ни от каких-нибудь других проблем. Можете думать о чем угодно, о любых проблемах, но если вы сейчас будете подавлять в себе мысль, то возникнет неправильная реакция.
(Операторы и режиссер создали на экране очень оригинальный вариант. В центре экрана крупным планом лицо Анатолия Михайловича на фоне заполненного людьми зрительного зала. Объектив камеры, показывающий зал медленно двигается и перед нами воспроизводятся десятки лиц присутствующих. Лица спокойны. У большинства закрыты глаза)
Вы должны быть пассивны. Я добиваюсь пассивности на короткое время нашего сеанса для того, чтобы по окончании, вы были активны и могли творчески исполнять свою работу.
А сейчас, каждый имеет право на то, чтобы отдохнуть, зарядиться и перезарядиться, перестроиться внутренне, сконцентрироваться или расслабиться.
«Suum quique» — каждому свое, поэтому каждый ведет себя так, как это происходит. Думается вам о прошлом — думайте о прошлом. Если вы в мыслях в будущем — пускай будет так. То есть ваша мысль — это игла, а вы нитка. Мысль коварна, она будет испытывать вас, а где-то — и меня. Критиковать может каждый, поэтому у некоторых сейчас в мой адрес могут быть даже какие-то нехорошие слова. И вы себя корите... Это может быть даже у тех, кто ко мне хорошо относится. Они думают, как избавиться от этих слов…
А вы не избавляйтесь! Вы можете думать обо мне все что угодно, даже нехорошее…Но это не помешает вашему лечению, совершенно не помешает, потому что в силу парадоксальности мысли, в ситуации, когда надо смеяться, человек плачет, а в той ситуации, где надо плакать — смеется. Вот такое мое разъяснение, не внушение, а разъяснение. Вы ведомые, а я ведущий в силу своей компетентности в этой отрасли.
Я хочу поломать у вас доминанту неправильного восприятия психотерапевтического воздействия. Вот ваши глаза закрылись. Это хорошо. Ваши глаза открыты, вы хохочете, вы плачете... Это тоже хорошо! Вы неподвижны, и не в силах шелохнуться... Это хорошо! Если ваши руки тяжелые, налились тяжестью, теплом — это прекрасно! Но если ваши руки легкие, порхающие, дирижирующие, то это тоже хорошо. Я не знаю ни одного варианта, когда могло бы быть плохо. Физически присутствуйте. Сейчас мы с вами один на один. Есть такие, у которых сейчас вместо лечения происходят другие реакции, как им кажется. Многие испытывают, как я подчеркиваю, острейшее удовольствие. Испытывайте! Но никто не впадает в крайность. Это дело новое, и многие восприняли его с опаской. И в связи с этим, стали давать какие-то большие реакции. Не торопитесь давать такие реакции и не бойтесь, что они могут быть! Наш сеанс закончится — и все закончится. Сейчас я цепко и очень зорко буду следить за тем, чтобы наш сеанс всегда заканчивался тогда, когда он заканчивается.
Кашпировский и сейчас верен своему кредо: он использует, говоря его лексикой «виртуозные, незаметные приёмы, завуалированные намёки, примеры и действия», которые диктует ему «как интуиция, так и здравый смысл, основанный на колоссальном опыте».
— Итак, о чем угодно можно думать, что угодно можно вспоминать, что угодно можно чувствовать. Не боритесь с чувствами, если вдруг они парадоксальны! Многие думают, что в это время надо чувствовать нечто такое, что направлено на лечение. Нет! Все, что угодно... Ощущения у вас могут быть самые разнообразные, в том числе — отсутствие ощущений. Я вправе сказать так: отсутствие ощущений — это тоже ощущение. Не старайтесь, чтобы в вашей психике происходили какие-то изменения. Я знаю, что традиция ломается с трудом, и не ломайте в себе этого: оно само поломается.
Итак, договоримся, что мы физически присутствуем здесь. Несмотря на то, что вы далеко, быть может, за десять тысяч километров, мы с вами рядом: вы — ведомый, а врач-психотерапевт — ведущий.
Никто не пытается насиловать вашу волю, я просто вам указываю: вставайте здесь ногой — здесь сухо, а там не вставайте — там яма. Такова моя миссия. Я имею право так сказать, ибо опытен в этом вопросе. Я не предлагаю вам стандарта, чтобы у всех сейчас наступило одно и то же: свинцовая тяжесть рук, ног… Нет! Не у всех она наступает, и неправильно было бы настаивать на этом. Я предлагаю вам разнообразие. Я должен знать, что у каждого оно свое.
«Мысль есть зло» — сказано мудрецом. Сейчас, я как бы вас немножко отвлекаю от этого и увожу дальше... Все дальше и дальше увожу вашу мысль, не скрывая этого, с той целью, чтобы метко попасть в подсознание. Как? Самые профессиональные из вас, наблюдательные… Несмотря на то, что вы считаете, что уже все знаете на этот счет — вы еще этого не знаете и ищете сейчас, где ж эта фраза? Где это слово? Я тоже увлек вашу мысль в другую сторону... Вы думаете, что я сейчас что-то скажу особенное, а вы запомните это, потом повторите, скажете — и тоже так получится… Паутина моих слов, в основном, лишь обыгрывает те состояния, которые человек испытывает или не испытывает... Многие сейчас в состоянии приятного транса, так ответил их организм. Некоторые бесстрастно и холодно посматривают... Некоторые сейчас ругают... «Не ругайся»...
Анатолий Михайлович совершенно неожиданно, но вполне естественно вводит в ткань повествования есенинские строки… Множество средств используется им для достижения благородной цели излечения человека. Своим действиям он всегда старается дать определение:
«Мой подход включил более широкий, а главное, более утончённый спектр воздействующих, программирующих агентов, способных реально внедряться в подсознание: туда, где таятся рычаги управления самым непокорным, самым никогда и никому недоступным — нашим телом».
Читает стихи. Обращаясь ко всем, обращается к каждому, обращаясь к каждому — обращается ко всем:
Не ругайтесь. Такое дело!
Не торговец я на слова
Запрокинулась и отяжелела
Золотая моя голова.
— Помнишь есенинские строки? Не спеши ругать! Я не хочу преподнести себя на таком блюде и быть выше тебя — нет! Просто я понял, такова моя профессия, что именно так это должно происходить.
(Оператор прекращает показывать зал. На экране крупным планом Анатолий Михайлович Кашпировский.)
Только беззвучные движения и, быть может, беззвучные слова...
Плывите по течению в своих мыслях, чувствах, ощущениях. Что я могу сказать: наш сеанс удачен, не потому, что я как бы заранее раздаю аванс — нет, просто я чувствую... Я не всегда это говорю... Но сейчас я чувствую, что наша встреча удачна. И, я, несмотря на усталость, несмотря на большую трату сил, чувствую, что у нас все идет хорошо.
Изнемогай себя до гения. Не бойся траты сил! Вот я, например, чем больше устаю, чем больше изнемогаю, — тем больше происходит влияние. Быть может, мое воздействие сильно тогда, когда я на грани погибания.
Монолог Кашпировского всегда афористичен. Вслушайтесь, ведь это достойно запоминания:
«Мое воздействие сильно тогда, когда я на грани погибания».
— Кажется, я сделал все акценты и все предупреждения. Не вставай с места, сиди на месте, вернись на свое кресло! — обращается к конкретному человеку, покинувшему свое кресло.
— А ты, безумно хохотавший, — достаточно.
Хорошего — понемножку! Хохот и слезы — рядом...
